Уважаемый Валерий Викторович!
ВП СССР утверждает,что политическая экономия Маркса неверна. Теория прибавочной стоимости метрологически несостоятельна, так как объективно не поддаётся измерению. Поэтому не применима на практике. В.И.Ленин в работе "Заработки рабочих и прибыль капиталистов" рассчитал норму прибавочной стоимости она составила 50% рабочего времени в день. Получается Маркс скрыл только правду о ссудном проценте ? И.В.Сталин предлагая отбросить теорию прибавочной стоимости считал,что при социализме прибавочная стоимость направляется на финансирование социальных программ всего общества, а не присваивается кем то лично.Прибавочная стоимость есть при любом общественном строе.
Вопрос: пожалуйста Ваша позиция.
Странный вопрос, по-сути даже не вопрос, а предложение высказать мнение относительно абсолютно разных позиций об экономико-социальном устройстве государства, трех абсолютно разных людей, которые смотрели на эти вещи со своей субъективной позиции и разным уровнем нравственности. Тем более, что по всем трем позициям, уже давно все написано в работах ВП СССР.
08:27 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
Автору вопроса. В связи с вашим основным вопросом у меня к вам встречный вопрос. Могли бы вы в комментариях описать основные задачи и этапы большевистской стратегии по продвижению страны и её народа к условиям Социализма? В данном случае Социализм рассматривайте как культурно-экономическую систему ценностей. Понимание социалистической стратегии Большевиков в общем её смысле даст понимание о том, кто и что скрывал либо не понимал, а вместе c этим пониманием и вопрос о расчётах снимется сам собой.
09:08 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
Дмитрий К Странный вопрос...абсолютно разных позиций об экономико-социальном устройстве государства,
Странное словосочетание. У вас в словосочетании "экономико-социальный" исключено слово "культура", хотя именно культура определяет экономическую жизнь "социума". Наиболее достоверно приведённое вами словосочетание пишется и звучит как "культурно-экономическое" устройство социума(общества), не иначе. Следуя смыслам приведённого вами словосочетания "экономико-социальный" вы на первый план выдвигаете экономическую модель, которая призвана определить жизнь либо дальнейшую жизнь народа. В действительности вместо "экономико-социальный" следует употреблять более достоверное и потому менее странное словосочетание "культурно-экономический", где культура определяет экономическую модель, а вместе с ней и дальнейшую жизнь народа (социума).
09:31 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
+ Сергей Давайте с азов.
1. Что такое прибавочная стоимость?
2. Что является её нормой?
Прибавочная стоимость к азам не относится. К азам относят произведённый товар либо услуга, а "нормой" для товара и услуги является их "распределение" в обществе по ценам либо отсутствию таковых в зависимости от той или иной объемлющей общественной культуры, которая и определяет ту или иную экономическую модель в том числе и ценообразование, которое учитывает либо исключает прибавочную стоимость товара либо услуги. Вместо того чтобы написать автору вопроса нечто подобное вы путаете его и путаетесь сами продолжая тем самым следовать вымышленному образу этакого знатока Правды и эксперта по человеческим понятиям.
09:52 03.08.2019
Дмитрий К
Аналитик
Филатов Иван Странное словосочетание. У вас в словосочетании "экономико-социальный" исключено слово "культура", хотя именно культура определяет экономическую жизнь "социума".
Начнем с того, что автор не рассматривает культуру как таковую, предлагая обсудить именно социально-экономический труд. Или вы считаете труд Маркса, затрагивает построение культуры общества? На мой взгляд, его труд как раз направлен на размывание культурной идентичности и создание мультикультурализма. А экономико-социальный, в этом выражении нет ничего странного, поскольку у автора на первый план выдвинута именно экономика. Тем более, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Филатов Иван В действительности вместо "экономико-социальный" следует употреблять более достоверное и потому менее странное словосочетание "культурно-экономический", где культура определяет экономическую модель, а вместе с ней и дальнейшую жизнь народа (социума).
Из чего следует? Каким образом Марксизм привнесенный из вне, сочетался с культурой России? И каким образом нынешняя либеральная модель экономики навязанная Западом многим странам, сочетается с их традиционной культурой?
10:37 03.08.2019
Дмитрий К
Аналитик
Филатов Иван К азам относят произведённый товар либо услуга, а "нормой" для товара и услуги является их "распределение" в обществе по ценам либо отсутствию таковых в зависимости от той или иной объемлющей общественной культуры, которая и определяет ту или иную экономическую модель в том числе и ценообразование, которое учитывает либо исключает прибавочную стоимость товара либо услуги.
Где вы видели общество в котором произведенный товар или услуга не имела стоимости? И каким образом "объемлющая" культура определяет стоимость товара или услуги? Как вы при ценообразовании исключите прибавочную стоимость и как ее высчитаете?
10:51 03.08.2019
Николай
Подписчик
Раскроем тему
Мухин Юрий Игнатьевич
Глава 7
МАРАЗМ МАРКСИЗМА
Необходимость революционного учения
Сталин был марксист, и хотя он сам призывал относиться к марксизму творчески, т. е. не впихивать в жизнь из марксизма то, что в жизнь не лезет, но все же мне не приходилось встречать ни строчки Сталина, в которой бы он относился к Марксу и его учению скептически. Поэтому хоть немного, а сказать о Марксе надо.
Наверное, всю историю люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, имея совесть, трудно было принять и согласиться с положением, когда сотни, а порой и тысячи человек живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить бездельнику поездку в Париж или веселую ночь за карточным столом. Люди с совестью хотели переустроить мир, и планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях — сознания правоты своего дела. Поскольку их оппоненты ссылались на законы, на обычаи, на традиционность такого мироустройства, в конце концов — на Бога. Логически в полезности справедливых идей невозможно было убедить даже сочувствующих, а тем более толпу. Поскольку для того времени справедливые проекты устройства государства были для людей новыми, а новое людей всегда пугает. Прекрасный знаток людей и их интересов Никколо Макиавелли еще в 1512 г. эту проблему сформулировал так:
«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительно по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со все страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что князю с ними становится опасно» (Макиавелли Н. Государь. М., «Мысль», 1996, с. 53–54).
Как вы поняли, Макиавелли остерегал от новых дел даже не революционеров, а князей — тех, за кем все же была власть. А каково же было выступать против князей мира сего революционерам? Как им было нести людям новое государственное устройство, как призывать их на свержение старой власти, без уверенности в своей правоте, а только лишь с желанием «сделать как лучше»? Всевозможные трактаты и проекты, воодушевлявшие отдельных людей, на остальную толпу либо не производили впечатления, либо считались ею возмутительными, глупыми и вредными. За революционерами никто не шел, какими бы соблазнительными и ни были их проекты и сколько бы сил ни тратили они на доказательство своей правоты, поскольку права менять государственное устройство люди за ними не видели.
В истории России был такой случай. Когда в середине XIX века возникла партия революционеров-народовольцев, она стала «ходить в народ», пытаясь поднять крестьян на бунт против существующей власти. Крестьяне агитаторов слушали доброжелательно, пока речь шла о местной власти, о губернаторе — эти чиновники назначались и смещались царем, поэтому в их смещении, как таковом, не было ничего нового. Но как только агитатор заговаривал о свержении царя, его тут же вязали и сдавали властям.
И вот один агитатор догадался написать фальшивую прокламацию якобы от царя с призывом к крестьянам освободить его (царя) от пленивших его аристократов. Немедленно в районе распространения этой прокламации вспыхнул такой бунт, что его с трудом удалось локализовать и подавить. Потому, что у царя было право менять государственное устройство, а у революционеров народ такого права не видел, какие бы золотые горы они народу ни обещали.
И вот пришел Маркс и резко изменил ситуацию в пользу революционеров. Он создал некую теорию, т. е. нечто научное и правильное о том, что изменения государственного устройства и, следовательно, власти происходят вне воли людей, а как бы сами собой и так неотвратимо, что их можно ускорить либо задержать, но невозможно предотвратить.
Вкратце его теория заключалась в следующем. Идет прогресс в развитии техники и технологии: сначала люди ковыряли землю палкой, потом мотыгой, потом земля вспахивалась плугом, который тащили лошади или волы, затем плуг стал тащить трактор. И вот в зависимости от этого прогресса меняются отношения между владельцами средств производства (в данном примере — земли) и теми, кто на этих средствах работает. Когда землю обрабатывали мотыгой, рабочих держали в рабстве, забирая у них все; когда стали пахать на лошадях, рабочих держали в крепостной зависимости, отбирая у них часть заработанного; когда техника еще усовершенствовалась, рабочих освободили, но стали отбирать у них прибавочную стоимость; а когда техника совсем разовьется, то рабочие свергнут угнетателей, все средства производства будут общими, паразитов, эксплуатирующих рабочих, не будет, и наступит общество в котором люди будут братьями, а название этому обществу — коммунизм.
Не буду комментировать научность данной теории, поскольку, на мой взгляд, это бред, и мне еще никто даже не пытался доказать обратное фактами, а не цитатами из самого Маркса. И, строго говоря, возникает вопрос: а как сам Маркс дошел до жизни такой — до этой своей теории?
Маразм практики марксизма
Марксизм как комплекс знаний — как путеводитель для строительства жизни показал свою полную несостоятельность уже при первой же попытке его использования. В.И.Ленин, человек, безусловно овладевший марксизмом (заучивший его бред), в самом начале 1917 года на собрании молодых социалистов в Швейцарии, основываясь на положениях марксизма, сетовал, что он, старик (ему шел 47-й год), не доживет до победы социализма, а молодые, возможно, ее увидят. Именно так предсказывал марксизм. А всего через десять месяцев Ленин возглавил первое в мире государство, начавшее строить коммунизм. Ну, и кому нужен такой путеводитель?
Марксисты России были ошарашены своей победой именно потому, что она не проистекала из марксизма. Самими марксистами эта ошарашенность тщательно скрывалась в страхе скомпрометировать марксизм и себя вместе с ним, но сохранились свидетельства очевидцев, к примеру, английского писателя Герберта Уэллса, человека благожелательно относившегося к большевикам и достаточно критически — к К.Марксу. Уэллс весьма точно объясняет, кто такие марксисты как таковые.
«Марксисты появились бы даже, если бы Маркса не было вовсе. В 14 лет, задолго до того как я услыхал о Марксе, я был законченным марксистом. Мне пришлось внезапно бросить учиться и начать жизнь, полную утомительной и нудной работы в ненавистном магазине. За эти долгие часы я так уставал, что не мог и мечтать о самообразовании.
Я поджег бы этот магазин, если б не знал, что он хорошо застрахован».
Однако, не являясь участником событий в России, Уэллс был способен сохранить трезвый взгляд на основоположника марксизма.
«Я буду говорить о Марксе без лицемерного почтения. Я всегда считал его скучнейшей личностью. Его обширный незаконченный труд „Капитал“ — это нагромождение утомительных фолиантов, в которых он, трактуя о таких нереальных понятиях, как „буржуазия“ и „пролетариат“, постоянно уходит от основной темы и пускается в нудные побочные рассуждения, кажется мне апофеозом претенциозного педантизма. Но до моей последней поездки в Россию я не испытывал активной враждебности к Марксу. Я просто избегал читать его труды и, встречая марксистов, быстро отделывался от них, спрашивая: „Из кого же состоит пролетариат?“ Никто не мог мне ответить: этого не знает ни один марксист. В гостях у Горького я внимательно прислушивался к тому, как Бакаев обсуждал с Шаляпиным каверзный вопрос — существует ли вообще в России пролетариат, отличный от крестьянства. Бакаев — глава петроградской Чрезвычайной Комиссии диктатуры пролетариата, поэтому я не без интереса следил за некоторыми тонкостями этого спора. „Пролетарий“, по марксистской терминологии, — это то же, что „производитель“ на языке некоторых специалистов по политической экономии, т. е. нечто совершенно отличное от „потребителя“. Таким образом, „пролетарий“ — это понятие, прямо противопоставляемое чему-то, именуемому „капитал“. На обложке „Плебса“ я видел бросающийся в глаза лозунг: „Между рабочим классом и классом работодателей нет ничего общего“. Но возьмите следующий случай. Какой-нибудь заводской мастер садится в поезд, который ведет машинист, и едет посмотреть, как подвигается строительство дома, который возводит для него строительная контора. К какой из этих строго разграниченных категорий принадлежит этот мастер — к нанимателям или нанимаемым? Все это — сплошная чепуха».
Должен сказать, что эта же чепуха с пролетариатом бросалась в глаза и мне буквально с юности. После школы я начал работать на заводе и очень скоро стал слесарем-инструментальщиком, причем, неплохим для своего разряда. То есть я стал, по Марксу, передовым пролетарием. Дальше я поступил в институт и закончил его с отличием. Казалось бы, с точки зрения здравого смысла я стал еще более передовым, тем более что никакой собственности в сравнении с рабочими, даже в плане зарплаты, у меня не прибавилось, поскольку я очень долго зарабатывал меньше, чем они. Тем не менее, на том заводе, куда я прибыл молодым специалистом, мне посоветовали встать в очередь для вступления в КПСС, поскольку по нормам этой передовой пролетарской партии в ее члены принимали одного инженера на десять рабочих. Мне осталось только плюнуть и на эти нормы, и на эту партию, поблагодарив КПСС за то, что она помогла мне оценить на практике идиотизм марксизма. Поэтому я понимаю Герберта Уэллса, когда он пишет:
«Должен признаться, что в России мое пассивное неприятие Маркса перешло в весьма активную враждебность. Куда бы мы ни приходили, повсюду нам бросались в глаза портреты, бюсты и статуи Маркса. Около двух третей лица Маркса покрывает борода — широкая, торжественная, густая, скучная борода, которая, вероятно, причиняла своему хозяину много неудобств в повседневной жизни. Такая борода не вырастает сама собой; ее холят, лелеют и патриархально возносят над миром. Своим бессмысленным изобилием она чрезвычайно похожа на „Капитал“; и то человеческое, что остается от лица, смотрит поверх нее совиным взглядом, словно желая знать, какое впечатление эта растительность производит на мир. Вездесущее изображение этой бороды раздражало меня все больше и больше. Мне неудержимо захотелось обрить Карла Маркса».
Такое восприятие Маркса, повторю, помогло Уэллсу трезво взглянуть на идейную панику тогдашних «убежденных марксистов» Советской России.
12:56 04.08.2019
квн
Подписчик
Николай ...Необходимость революционного учения
...не приходилось встречать ни строчки Сталина, в которой бы он относился к Марксу и его учению скептически.
...И вот пришел Маркс и резко изменил ситуацию в пользу революционеров. Он создал некую теорию, т. е. нечто научное и правильное о том, что изменения государственного устройства и, следовательно, власти происходят вне воли людей, а как бы сами собой и так неотвратимо, что их можно ускорить либо задержать, но невозможно предотвратить.
... спрашивая: „Из кого же состоит пролетариат?“ Никто не мог мне ответить: этого не знает ни один марксист. ...Какой-нибудь заводской мастер садится в поезд, который ведет машинист, и едет посмотреть, как подвигается строительство дома, который возводит для него строительная контора. К какой из этих строго разграниченных категорий принадлежит этот мастер — к нанимателям или нанимаемым?».
Действительно, Маркс пространными исследованиями убедил современное общество в том, что несправедливость в распределении произведённого и эксплуатация рано или поздно, с развитием уровня производительных сил, приведут к коммунизму.
Этот вывод стал базисом революционеров, они получили "научное" подтверждение извечному стремлению людей к справедливому мироустройству.
Более ничего из Маркса Сталин взять не мог.
Лозунг остался.
А построение справедливого общества корректировалось по мере поступления проблем.
Понятия "пролетарий" и "капитатализм" номинальные, обобщающие.
Пролетарий производит материальный продукт, услугу, интеллектуальный продукт.
Капитал - собственник того, что кто-то производит, он покупает произведённое у пролетария, имеет доход и использует его по своему усмотрению.
Все термины, которые использовал Маркс при обосновании своей теории, не могут оставаться незыблемыми, а могут и вообще в современном обществе быть не актуальными.
+ Сергей
Подписчик
Давайте с азов.
1. Что такое прибавочная стоимость?
2. Что является её нормой?
07:22 03.08.2019
Дмитрий К
Аналитик
08:27 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
09:08 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
Странное словосочетание. У вас в словосочетании "экономико-социальный" исключено слово "культура", хотя именно культура определяет экономическую жизнь "социума". Наиболее достоверно приведённое вами словосочетание пишется и звучит как "культурно-экономическое" устройство социума(общества), не иначе. Следуя смыслам приведённого вами словосочетания "экономико-социальный" вы на первый план выдвигаете экономическую модель, которая призвана определить жизнь либо дальнейшую жизнь народа. В действительности вместо "экономико-социальный" следует употреблять более достоверное и потому менее странное словосочетание "культурно-экономический", где культура определяет экономическую модель, а вместе с ней и дальнейшую жизнь народа (социума).
09:31 03.08.2019
Филатов Иван
Подписчик
Прибавочная стоимость к азам не относится. К азам относят произведённый товар либо услуга, а "нормой" для товара и услуги является их "распределение" в обществе по ценам либо отсутствию таковых в зависимости от той или иной объемлющей общественной культуры, которая и определяет ту или иную экономическую модель в том числе и ценообразование, которое учитывает либо исключает прибавочную стоимость товара либо услуги. Вместо того чтобы написать автору вопроса нечто подобное вы путаете его и путаетесь сами продолжая тем самым следовать вымышленному образу этакого знатока Правды и эксперта по человеческим понятиям.
09:52 03.08.2019
Дмитрий К
Аналитик
Начнем с того, что автор не рассматривает культуру как таковую, предлагая обсудить именно социально-экономический труд. Или вы считаете труд Маркса, затрагивает построение культуры общества? На мой взгляд, его труд как раз направлен на размывание культурной идентичности и создание мультикультурализма. А экономико-социальный, в этом выражении нет ничего странного, поскольку у автора на первый план выдвинута именно экономика. Тем более, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Из чего следует? Каким образом Марксизм привнесенный из вне, сочетался с культурой России? И каким образом нынешняя либеральная модель экономики навязанная Западом многим странам, сочетается с их традиционной культурой?
10:37 03.08.2019
Дмитрий К
Аналитик
Где вы видели общество в котором произведенный товар или услуга не имела стоимости? И каким образом "объемлющая" культура определяет стоимость товара или услуги? Как вы при ценообразовании исключите прибавочную стоимость и как ее высчитаете?
10:51 03.08.2019
Николай
Подписчик
Мухин Юрий Игнатьевич
Глава 7
МАРАЗМ МАРКСИЗМА
Необходимость революционного учения
Сталин был марксист, и хотя он сам призывал относиться к марксизму творчески, т. е. не впихивать в жизнь из марксизма то, что в жизнь не лезет, но все же мне не приходилось встречать ни строчки Сталина, в которой бы он относился к Марксу и его учению скептически. Поэтому хоть немного, а сказать о Марксе надо.
Наверное, всю историю люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, имея совесть, трудно было принять и согласиться с положением, когда сотни, а порой и тысячи человек живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить бездельнику поездку в Париж или веселую ночь за карточным столом. Люди с совестью хотели переустроить мир, и планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях — сознания правоты своего дела. Поскольку их оппоненты ссылались на законы, на обычаи, на традиционность такого мироустройства, в конце концов — на Бога. Логически в полезности справедливых идей невозможно было убедить даже сочувствующих, а тем более толпу. Поскольку для того времени справедливые проекты устройства государства были для людей новыми, а новое людей всегда пугает. Прекрасный знаток людей и их интересов Никколо Макиавелли еще в 1512 г. эту проблему сформулировал так:
«При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительно по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со все страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что князю с ними становится опасно» (Макиавелли Н. Государь. М., «Мысль», 1996, с. 53–54).
Как вы поняли, Макиавелли остерегал от новых дел даже не революционеров, а князей — тех, за кем все же была власть. А каково же было выступать против князей мира сего революционерам? Как им было нести людям новое государственное устройство, как призывать их на свержение старой власти, без уверенности в своей правоте, а только лишь с желанием «сделать как лучше»? Всевозможные трактаты и проекты, воодушевлявшие отдельных людей, на остальную толпу либо не производили впечатления, либо считались ею возмутительными, глупыми и вредными. За революционерами никто не шел, какими бы соблазнительными и ни были их проекты и сколько бы сил ни тратили они на доказательство своей правоты, поскольку права менять государственное устройство люди за ними не видели.
В истории России был такой случай. Когда в середине XIX века возникла партия революционеров-народовольцев, она стала «ходить в народ», пытаясь поднять крестьян на бунт против существующей власти. Крестьяне агитаторов слушали доброжелательно, пока речь шла о местной власти, о губернаторе — эти чиновники назначались и смещались царем, поэтому в их смещении, как таковом, не было ничего нового. Но как только агитатор заговаривал о свержении царя, его тут же вязали и сдавали властям.
И вот один агитатор догадался написать фальшивую прокламацию якобы от царя с призывом к крестьянам освободить его (царя) от пленивших его аристократов. Немедленно в районе распространения этой прокламации вспыхнул такой бунт, что его с трудом удалось локализовать и подавить. Потому, что у царя было право менять государственное устройство, а у революционеров народ такого права не видел, какие бы золотые горы они народу ни обещали.
И вот пришел Маркс и резко изменил ситуацию в пользу революционеров. Он создал некую теорию, т. е. нечто научное и правильное о том, что изменения государственного устройства и, следовательно, власти происходят вне воли людей, а как бы сами собой и так неотвратимо, что их можно ускорить либо задержать, но невозможно предотвратить.
Вкратце его теория заключалась в следующем. Идет прогресс в развитии техники и технологии: сначала люди ковыряли землю палкой, потом мотыгой, потом земля вспахивалась плугом, который тащили лошади или волы, затем плуг стал тащить трактор. И вот в зависимости от этого прогресса меняются отношения между владельцами средств производства (в данном примере — земли) и теми, кто на этих средствах работает. Когда землю обрабатывали мотыгой, рабочих держали в рабстве, забирая у них все; когда стали пахать на лошадях, рабочих держали в крепостной зависимости, отбирая у них часть заработанного; когда техника еще усовершенствовалась, рабочих освободили, но стали отбирать у них прибавочную стоимость; а когда техника совсем разовьется, то рабочие свергнут угнетателей, все средства производства будут общими, паразитов, эксплуатирующих рабочих, не будет, и наступит общество в котором люди будут братьями, а название этому обществу — коммунизм.
Не буду комментировать научность данной теории, поскольку, на мой взгляд, это бред, и мне еще никто даже не пытался доказать обратное фактами, а не цитатами из самого Маркса. И, строго говоря, возникает вопрос: а как сам Маркс дошел до жизни такой — до этой своей теории?
Маразм практики марксизма
Марксизм как комплекс знаний — как путеводитель для строительства жизни показал свою полную несостоятельность уже при первой же попытке его использования. В.И.Ленин, человек, безусловно овладевший марксизмом (заучивший его бред), в самом начале 1917 года на собрании молодых социалистов в Швейцарии, основываясь на положениях марксизма, сетовал, что он, старик (ему шел 47-й год), не доживет до победы социализма, а молодые, возможно, ее увидят. Именно так предсказывал марксизм. А всего через десять месяцев Ленин возглавил первое в мире государство, начавшее строить коммунизм. Ну, и кому нужен такой путеводитель?
Марксисты России были ошарашены своей победой именно потому, что она не проистекала из марксизма. Самими марксистами эта ошарашенность тщательно скрывалась в страхе скомпрометировать марксизм и себя вместе с ним, но сохранились свидетельства очевидцев, к примеру, английского писателя Герберта Уэллса, человека благожелательно относившегося к большевикам и достаточно критически — к К.Марксу. Уэллс весьма точно объясняет, кто такие марксисты как таковые.
«Марксисты появились бы даже, если бы Маркса не было вовсе. В 14 лет, задолго до того как я услыхал о Марксе, я был законченным марксистом. Мне пришлось внезапно бросить учиться и начать жизнь, полную утомительной и нудной работы в ненавистном магазине. За эти долгие часы я так уставал, что не мог и мечтать о самообразовании.
Я поджег бы этот магазин, если б не знал, что он хорошо застрахован».
Однако, не являясь участником событий в России, Уэллс был способен сохранить трезвый взгляд на основоположника марксизма.
«Я буду говорить о Марксе без лицемерного почтения. Я всегда считал его скучнейшей личностью. Его обширный незаконченный труд „Капитал“ — это нагромождение утомительных фолиантов, в которых он, трактуя о таких нереальных понятиях, как „буржуазия“ и „пролетариат“, постоянно уходит от основной темы и пускается в нудные побочные рассуждения, кажется мне апофеозом претенциозного педантизма. Но до моей последней поездки в Россию я не испытывал активной враждебности к Марксу. Я просто избегал читать его труды и, встречая марксистов, быстро отделывался от них, спрашивая: „Из кого же состоит пролетариат?“ Никто не мог мне ответить: этого не знает ни один марксист. В гостях у Горького я внимательно прислушивался к тому, как Бакаев обсуждал с Шаляпиным каверзный вопрос — существует ли вообще в России пролетариат, отличный от крестьянства. Бакаев — глава петроградской Чрезвычайной Комиссии диктатуры пролетариата, поэтому я не без интереса следил за некоторыми тонкостями этого спора. „Пролетарий“, по марксистской терминологии, — это то же, что „производитель“ на языке некоторых специалистов по политической экономии, т. е. нечто совершенно отличное от „потребителя“. Таким образом, „пролетарий“ — это понятие, прямо противопоставляемое чему-то, именуемому „капитал“. На обложке „Плебса“ я видел бросающийся в глаза лозунг: „Между рабочим классом и классом работодателей нет ничего общего“. Но возьмите следующий случай. Какой-нибудь заводской мастер садится в поезд, который ведет машинист, и едет посмотреть, как подвигается строительство дома, который возводит для него строительная контора. К какой из этих строго разграниченных категорий принадлежит этот мастер — к нанимателям или нанимаемым? Все это — сплошная чепуха».
Должен сказать, что эта же чепуха с пролетариатом бросалась в глаза и мне буквально с юности. После школы я начал работать на заводе и очень скоро стал слесарем-инструментальщиком, причем, неплохим для своего разряда. То есть я стал, по Марксу, передовым пролетарием. Дальше я поступил в институт и закончил его с отличием. Казалось бы, с точки зрения здравого смысла я стал еще более передовым, тем более что никакой собственности в сравнении с рабочими, даже в плане зарплаты, у меня не прибавилось, поскольку я очень долго зарабатывал меньше, чем они. Тем не менее, на том заводе, куда я прибыл молодым специалистом, мне посоветовали встать в очередь для вступления в КПСС, поскольку по нормам этой передовой пролетарской партии в ее члены принимали одного инженера на десять рабочих. Мне осталось только плюнуть и на эти нормы, и на эту партию, поблагодарив КПСС за то, что она помогла мне оценить на практике идиотизм марксизма. Поэтому я понимаю Герберта Уэллса, когда он пишет:
«Должен признаться, что в России мое пассивное неприятие Маркса перешло в весьма активную враждебность. Куда бы мы ни приходили, повсюду нам бросались в глаза портреты, бюсты и статуи Маркса. Около двух третей лица Маркса покрывает борода — широкая, торжественная, густая, скучная борода, которая, вероятно, причиняла своему хозяину много неудобств в повседневной жизни. Такая борода не вырастает сама собой; ее холят, лелеют и патриархально возносят над миром. Своим бессмысленным изобилием она чрезвычайно похожа на „Капитал“; и то человеческое, что остается от лица, смотрит поверх нее совиным взглядом, словно желая знать, какое впечатление эта растительность производит на мир. Вездесущее изображение этой бороды раздражало меня все больше и больше. Мне неудержимо захотелось обрить Карла Маркса».
Такое восприятие Маркса, повторю, помогло Уэллсу трезво взглянуть на идейную панику тогдашних «убежденных марксистов» Советской России.
12:56 04.08.2019
квн
Подписчик
Действительно, Маркс пространными исследованиями убедил современное общество в том, что несправедливость в распределении произведённого и эксплуатация рано или поздно, с развитием уровня производительных сил, приведут к коммунизму.
Этот вывод стал базисом революционеров, они получили "научное" подтверждение извечному стремлению людей к справедливому мироустройству.
Более ничего из Маркса Сталин взять не мог.
Лозунг остался.
А построение справедливого общества корректировалось по мере поступления проблем.
Понятия "пролетарий" и "капитатализм" номинальные, обобщающие.
Пролетарий производит материальный продукт, услугу, интеллектуальный продукт.
Капитал - собственник того, что кто-то производит, он покупает произведённое у пролетария, имеет доход и использует его по своему усмотрению.
Все термины, которые использовал Маркс при обосновании своей теории, не могут оставаться незыблемыми, а могут и вообще в современном обществе быть не актуальными.
06:30 06.08.2019